<div><em>Я за тобою следом, не размыкая век, дороги не зная -</em></div><br><div><em>Ясным коротким летом, да первым снегом -<br><br></em><br><br></div><div><em>слышишь, моя родная -</em></div><br><div><em>Из-под земли достану, семь пар сапог сношу я,</em></div><br><div><em>да семь скую колечек,<br><br></em><br><br></div><div><em>Непростых, оловянных, да домой принесу я</em></div><br><div><em>свою беду-овечку...<br><br></em><br><br></div><div>(<em>Мельница – «Овечка»)<br><br></em><br><br></div><div>Нияслав был так поражен случившимся, что остолбенел, точно из камня был выкован. Его бездействие лишь побудило императора поцелуй слаще сделать, да глубже, все больше завораживаясь губами юноши чужеземного. Вот только Ний совершенно невинен был, испугался он действа такого, опомнился, оттолкнул императора, да сам отскочил, о косяк дубовый спиной ударившись. Что-то подобное Нияславу казалось верхом бесстыдства. Даже на свадьбе юноши и девушки лишь трижды друг друга в щеку целовали, а уж чтобы губы чужие в плен брать казалось чем-то странным и совершенно непонятным. Закрыл он губы свои припухшие руками, горели они от крови прилившей. Император же глазами обсидиановыми взглянул, точно в душу. Прояснился взгляд того, понял он что напугал юношу.<br><br></div><div>- Прошу не бойся меня, я не могу причинить тебе вреда, - тут же заговорил Ян Вэй, протягивая руку к юноше.<br><br></div><div>Но молодец шаг назад от него сделал, глаза его тоже проясняться от испуга стали, дыхание успокаивалось уже. Но как же пленительны были этот румянец на щеках и покрасневшие припухшие губы. Как прекрасен был юноша в своей невинности даже помыслов. Нетронутый цветок, чистый ручей. Меньше всего Ян Вэю хотелось очернить этот ручей и в тоже время это самое величайшее его желание. <br><br></div><div>- Вы делаете странные вещи и мне многие из них не понять, - тихо сказал Нияслав, - но прошу, не делайте так больше.<br><br></div><div>- Почему? <br><br></div><div>Вопрос искренне озадачил Нияслава, да вот только ответа на вопрос он не знал. Что это был за жест? Он был странный, но приятный. Может так принято здесь выражать благосклонность, но он столь далекий от них человек, может ли он принимать что-то столь близкое и нежное, чего достойны лишь близкие люди? <br><br></div><div>- Тебе это не нравится? – спросил император, сделав еще шаг к юноше, но тот вновь отступил, точно маленький напуганный зверек.<br><br></div><div>Скорее даже прекрасный олененок, который уже входит в возраст, становясь благородным очаровательным, но все так же пугливым, оленем. Большие глаза, с длинными ресницами, мягкий взгляд, который становится настороженным, стоит приблизиться к нему чуть больше. Легкий наклон головы, напряженная осанка, точно он готов бежать. При всем этом, может ли император считать себя грозным тигром, который обманывает и заманивает в ловушку бедного оленя? <br><br></div><div>Если бы только этот юноша знал, сколько новых чувств испытал император за время его прибытия, если бы только знал, о чем шепчет его сердце. Ян Вэй хотел все это сказать юноше, открыть для удара самое сокровенное, свое сердце. Как он хотел обнять этого прекрасного оленя, загнать окончательно в свою ловушку, чтобы тот не мог из нее выбраться и остался в его власти. Хотел спрятать эту невинность и нежность от всего мира, чтобы тот больше никогда не причинил его прекрасному оленю столько боли.<br><br></div><div>О как он ощутил эту боль, когда прекрасный таинственный юноша, рыдая, выкрикивал вопросы. Если бы он только знал, как больно будет тому, увидь он свой дом, то никогда бы не пустил его на этот проклятый берег. Его собственная душа разрывалась от рыдания этого таинственного создания, как больно было тому, как больно ему было? В тот момент он захотел схватить юношу и спрятать от этого жестокого мира, укрыть пологом своей любви и не позволять тому более страдать. Он даже придумал эту нелепую ерунду с бучением собственных детей мастерству. Конечно, у его детей были лучшие учителя, а общаться с Нием им никто не запрещал, а потому он и так оказывал на них несказанное влияние, но он хотел хоть как-то занять юношу, найти причину, чтобы он не ушел. <br><br></div><div>Но тот вдруг решил, что он желает его знаний и мастерства, что он заинтересован в том, чтобы использовать его! Конечно, Ян Вэй был восхищен умом молодца, у него был талант, которого не было у многих мастеров, и который он осознано развивал. Но юноша почему-то принял его намеренья столь мелочными и ничтожными, как он мог? Разве мог этот тигр использовать своего невинного оленя? Он лишь жаждал оберегать его, все больше теряя голову. <br><br></div><div>Один только взгляд синих глаз заставлял трепетать железное сердце императора, которое он похоронил так давно. И вот его прекрасный олень, снова рвется в опасный внешний мир, просится прийти к морю. Разве мог он отпустить его, не приглядев? Но будь он с ним открыто, олень точно бы испугался и не показал всей правды. Долго Нияслав говорил с морем синим, но императору неведомо были его слова. Когда же Ний вдруг монету старинную выбросил, то Ян Вэй был очень удивлен, ведь думал он, что захочет юноша сохранить ее. И все же сердце императора потеплело, когда он понял, что в этот раз никто боли Нияславу не причинит, увидел он, что тот больше не плачет. Воистину сильный олень, он повзрослеет и станет действительно великим мужем. Но сейчас это все еще его невинный олень, с еще только пробившимися рогами. <br><br></div><div>Но еще тогда, когда хотел Ян Вэй проверить молодца, испытать, обнажил он его тело и обнаружил талисман не виданный прежде. И заметил Ян Вэй, что талисман этот юноша не снимает никогда, на груди своей хранит. Разные думы стали посещать голову императора, злой огонь стал в груди вскипать. Не мог он ни спать, ни есть, будто с ума сходить стал. Все мысли лишь о нем одном, да и кулоне странном. Стал осознавать Ян Вэй, что с каждым днем все сложнее ему лишь смотреть на юношу, ему этого более не хватало. Он хотел касаться его волос пышных, хотел смотреть в глаза синие, да губы целовать, которые так и манили. Наложницы не помогали более справиться с этой напастью, напротив они ему отвратительны все разом стали. Наложники же тоже ему были не милы более. <br><br></div><div>Но последней каплей стало, когда увидел он молодца, так тепло на кулон смотрящего, улыбку нежную на лице заметил. Он точно думает о том, кому принадлежал этот кулон, не иначе. Был император умен, легко догадаться мог об этом. О ком может думать с такой нежностью его олень? Может о матери или отце? А может о прекрасной сестре? <br><br></div><div>- Светозара, - сказал его прекрасный юноша, - друг он мой был.<br><br></div><div>И этих слов было достаточно, чтобы истончавшая стена, сдерживающая чувства, дала брешь и разбилась в дребезги. Не мог он сдерживаться более. Сам не осознал он, как юноша оказался в его руках, а его губы уже были в его власти. Так мягки они были, так нежны, что не мог насладиться ими Ян Вэй, точно изнеможенный жаждой родниковую воду пил. Но вот молодец оттолкнул его, глазами большими испуганными смотрел. Но император не жалел о содеянном, он понял, что более не в силах терпеть, что теперь он – тигр, не отпустит из своей западни прекрасного молодого оленя.<br><br></div><div>И вот Нияслав стоит и не может ответить на вопрос императора. Он не знает, что это такое, так что он может сказать? <br><br></div><div>- Простите Ваше Величество, мне не ответить на ваш опрос, он странный, - неловко заговорил Нияслав, - я лучше пойду, уже слишком поздно. <br><br></div><div>- Постой, - император в два шага приблизился к молодцу, не давая тому уйти и загнав в ловушку к стене, - ты должен хорошенько подумать о моем вопросе, завтра я снова тебя спрошу. Будь честным, это все о чем я прошу.<br><br></div><div>Ощутил Нияслав от близости императора дыхание горячее, зябко ему стало, точно на дворе осень поздняя. Казался Ян Вэй слишком горячим и большим, что всегда пугало молодца. Ему всегда казалась одна нелепость, точно император его съесть хочет. <br><br></div><div>Только эта мысль в голове Нияслава проскочила, как Ян Вэй отстранился, скользнул напоследок по шелковым кудрям.<br><br></div><div>- Мы желаем тебе спокойной ночи, - учтиво и в привычной своей манере произнес император, да ушел восвояси. <br><br></div><div>Нияслава же ноги не держали. Опираясь о стену, он поторопился вернуться в покои свои. Сердце точно птица о клетку билось, дышать не давало. Неужели он так испугался императора? Кажется, при первой встречи оно так не билось, а ведь страшнее было. Голова кругом шла, мысли все улетали точно бабочки легкие.<br><br></div><div> Губы горели все еще огнем. Все не уходило ощущение чужих горячих губ. Как странно это было и как нежно. Его точно словно съесть хотели и в тоже время как трепетны были прикосновения. Щеки румянцем заливались, стоило вспомнить такую близость. Неужто император его родным теперь считает или близким другом? Но когда же он его признать успел? Какие же они разные, Нияславу так сложно понять этого человека из другой культуры и времени. <br><br></div><div>- Господин Ний, ванны готовы, - сказала учтиво Нуо Юи.<br><br></div><div>- О чем вы так задумчивы сегодня? – улыбчиво спросила Шу Лан, готовя одежду ночную для молодца. <br><br></div><div>- Ох, я даже не знаю, как сказать, - засмущался Нияслав. Вдруг этот жест был очень личным, он ведь ничегошеньки не понимает.<br><br></div><div>- Скажите, как знаете, - улыбчиво отозвалась вновь служанка. <br><br></div><div>- Я тут увидел, нечто странное. Такого я не видел на своей родине, - решил издалека начать Ний.<br><br></div><div>- Видел я как стражник, накрыл губы одного юноши своими, - смущаясь, сказал Ний.<br><br></div><div>- Это поцелуем называется, неужели господин не знает? – игриво заметила Нуо Юи, - господин еще так молод и невинен. <br><br></div><div>- О, что вы, я знал, что такое поцелуи, но они у нас совершенно иные. <br><br></div><div>- Это какие? – удивленно спросила Нуо Юи.<br><br></div><div>- Ну в щечку, в лоб, - неоднозначно сказал юноша, - но не губы в губы, это странно.<br><br></div><div>- Что в этом странного, все вл…, - но Шу Лан тут же закрыла рот Нуо Юи.<br><br></div><div>- Должно быть у нас разные традиции, но вы не поймете, пока не наступит тот самый момент, - улыбнулась Шу Лан, - но, пожалуйста, не позволяйте это делать кому угодно, этот жест очень личный!<br><br></div><div>- Я так и думал, - проговорился Нияслав и тут же румянцем залился.<br><br></div><div>Шу Лан добродушно улыбнулась и лишь сказала.<br><br></div><div>- Ступайте в ванны, господин, а затем спать. Утро вечера мудренее. На рассвете и мысли светлее и чище.<br><br></div><div> Кивнул Нияслав, он всегда был согласен с этой поговоркой. Взял он одежду подготовленную, да направился в ванны. Уже и традицией стало, что заходит он один, а потом уже служанки присоединяются. И все равно на губах поцелуй точно печать горел, никак мысли отпускать не желал. </div>
