<div>Ранним утром Жун Цзяхуэй, сидя у окна, пустыми глазами разглядывала шпильку из белого нефрита. Ее девушке прислали несколько дней назад. Лучшая во всей столице ювелирная мастерская заслуживает своего статуса. Золотые нити, изысканно вплетенные в камень красивым узором, будто всегда украшали эту заколку. Выглядело украшение великолепно.<br><br>Не так уж и много людей знало о том, что Чжунли Ло вернул ей эту шпильку, девушка намеренно закрыла любые обсуждения этого вопроса. Событие не дошло до ушей родителей, иначе их могли бы посетить нехорошие мысли о том, что их приемный сын слишком уж близок с их родной дочерью.<br><br>Юноша решительно прыгнул в воду, чтобы достать для девушки заколку. Каждому понятно, что это означало. Насколько, по их мнению, подобное уместно? Хотя… родители хорошо знали натуру Чжунли Ло и понимали, что он сделал это инстинктивно, и он бы помог кому угодно; все-таки они уже несколько месяцев знакомы. И это уже не говоря о том, что она — пухленькая девочка с детским телом и единственная, кто считал себя непревзойденной красавицей на Небесах и на земле.<br><br>Вертя в руках шпильку, Жун Цзяхуэй на мгновение увидела красивое лицо Чжунли Ло в мягком блеске нефрита .<br><br>Ох! О чем она только думает?! Как будто он достал ее душу, а не шпильку, нелепость какая! Девушка грубо потянула себя за щеку, пока та не покраснела. Она напомнила себе, что сейчас ей всего двенадцать, а не двадцать четыре, и ей должно быть стыдно весь день так много думать!<br><br>Но стоило Жун Цзяхуэй снова посмотреть на заколку, как она снова вспомнила об этом. Кто-то не побоялся промокнуть ради нее. В прошлой жизни ее не дразнили и не преследовали юноши из других благородных семей, ведь все знали о ее помолвке. С другой стороны, пороги ее хорошеньких и талантливых двоюродных сестер истоптали всевозможные свахи. Именно поэтому никто не обращал на нее внимания, и никогда бы не сделал того, что сделал этот глупый мальчишка. Девушка старалась успокоить своим мысли, но не могла не думать о перспективах произошедшего.<br><br>Все-таки она девочка, а потому, закрыв лицо руками, раздумывает о будущем! Все-таки в наши дни женщина может реализоваться только в трех аспектах: как чья-то дочь, как чья-то жена и как чья-то мать…<br><br>И это… паршиво. Думая об этом, Жун Цзяхуэй почувствовала, как похолодело в сердце. Ей это не нравилось, но она ничего не может с этим поделать. Покачав головой, девушка положила шпильку обратно в шкатулку и вздохнула. Только что она умудрилась добавить себе поводов для беспокойства.<br><br>Ночи и дни летят, как стрела, а время течет, как вода. В одно мгновение наступил Праздник середины осени [1], пятнадцатый день восьмого месяца. Вся семья сидела в саду и ела лунные пряники.<br><br>Жун Цзяцзэ, воспользовался тем, что отец декламировал поэмы о луне, а другие ему в этом помогали, и погрузился в обжорство лунными пряниками. Тут мальчишке попался самый вкусный кусочек, два раза откусив от него, он обеими руками протянул пряник сестре, словно это было бесценное сокровище:<br>— Сестрица, этот пряник самый сладкий и вкусный! Попробуй.<br>Жун Цзяхуэй посмотрела на надкусанный обслюнявленный пряник и, не сдержавшись, ударила брата по голове:<br>— Что с тобой не так, негодник?!<br>Поняв, что его пакость здесь не пройдет, Жун Цзяцзэ поджал губы и продолжил молча грызть свой пряник.<br><br>Госпожа Юй посмотрела на своего унылого сына, жующего сладость, и, прикрыв рот рукой, тихо посмеялась. Однако, заметив незнакомое украшение с золотом в волосах дочери, женщина не удержалась и спросила:<br>— Цзяхуэй, откуда у тебя эта нефритовая заколка с золотом? Что-то я не припомню такой у тебя.<br>Услышав вопрос госпожи Юй, Чжунли Ло тут же оглянулась. Жун Цзяхуэй пощупала свои волосы и, заметив, что юноша смотрит на нее, улыбнулась и объяснила:<br>— Это был просто нефрит, но месяц назад я по неосторожности сломала ее. Починить заколку можно было только таким образом.<br><br>Госпожа Юй была поражена. Разве это… не ее драгоценная и избалованная малышка? Бережливость — хорошее качество, но оно не должно быть известно Цзяхуэй.<br><br>— Глупышка, тебе не нужно было этого делать. Это хороший нефрит, но не настолько редкий. И наш дом еще не дошел до того, чтобы беречь такие вещи. Если бы другие узнали, они бы стали подшучивать над нами.<br>Цзяхуэй лишь улыбнулась, отказавшись что-либо отвечать на это.<br><br>Женщина вздохнула, поняв, что дочь решила ее не слушать. Посмотрев на благовоспитанного Чжунли Ло, который сейчас говорил с ее мужем, она перевела взгляд на сына, что жадно поглощал лунные пряники. Как ее собственные дети могут быть такими непослушными, а Чжунли Ло столь порядочным? Ах, «приемный сын» — лишь благозвучное название, этот разумный ребенок не часть их семьи. Как жаль, что Жун Цзяхуэй уже обещана другому по вине одного старого олуха.<br><br>Эти мысли заставили госпожу Юй злобно посмотреть на Жун Чэня, который вел задушевную беседу со своим названным сыном. Озадаченно застыв, он спросил себя, чем он уже успел обидеть собственную жену?<br><br>Все обучающиеся во время Праздника середины осени могли не посещать школу в течение нескольких дней. И для рода Жун выходные обычно составляли всего три дня в месяц, чего, конечно, не хватало на то, чтобы вдоволь повеселиться.<br><br>Однако Чжунли Ло от Жун Цзяцзэ отличало то, что ей даже во время каникул хотелось закрыться в комнате в окружении книг и никого и ничего, кроме них, не видеть. Сначала Жун Цзяхуэй смущали поиски Чжунли Ло, но спустя долгое время девушка уже с важным видом уходила прямо к нему на весь день.<br><br>Ранним утром последнего из трех дней отдыха Жун Цзяхуэй снова побежала искать старшего брата. Дверь в кабинет была открыта, через порог пробивались длинные лучи утреннего солнца. Приказав слугам вести себя тихо, она перешагнула порог и легко вошла внутрь.<br><br>Она очень осторожно подошла к Чжунли Ло. Почерк того был все также прекрасен, гораздо лучше, чем у самой Жун Цзяхуэй, иероглифы выглядели просто волшебно.<br><br>— О, это твоя домашняя работа? Ты говорил, что не пишешь, подражая стилям Янь, Лю, Оу или еще каким-то, так что же ты постоянно пишешь в Цзаньхуа [2]? — спросила девушка.<br><br>Чжунли Ло, никогда не чувствовавшая присутствия сестры, подпрыгнула от испуга и взмахнула рукой, проведя линию. Говорят, даже мышиный помет может испортить кастрюлю хорошего супа, и теперь бумага, украшенная каллиграфией, тоже была испорчена.<br><br>Жун Цзяхуэй отлупила себя по щекам, зная, что Чжунли Ло посчитает, что это у него просто дрогнула рука. Но все же она маленькая женщина, которая готова как стоять с гордо поднятой головой, так и подчиняться кому-то. Поэтому, опустив голову, Жун Цзяхуэй принялась извиняться:<br>— Ах, прости. Я снова нашкодила.<br><br>Чжунли Ло посмотрела на лист бумаги и почувствовала жалость. Она очень долго писала это. Но стоило только ей увидеть грустное выражение на пухлом личике девочки перед собой, как ей сразу же стало все равно на проделанную работу.<br><br>Чжунли Ло взяла бумагу, скомкала ее и отбросила в сторону.<br><br>— Я всегда пытался подражать стилю Янь, но мне нравится грация и дух этого письма.<br>Заметив, что юноша как всегда сменил тему, не желая винить девушку, Цзяхуэй высунула кончить очаровательного язычка и сказала:<br>— Мне тоже он понравился, но… ты не боишься, что другие будут смеяться над тобой?<br>Чжунли Ло улыбнулась, ничего не сказав.<br><br>Для людей естественно смеяться, но, если они встретят сильное сопротивление, им придется проглотить собственные насмешки.<br><br>Она снова положила бумагу и держатель на стол. Когда Чжунли Ло взяла кисть, чтобы начать писать, Жун Цзяхуэй похлопала ее по плечу и как бы невзначай упомянула причину своего прихода:<br>— Брат, поскольку каждый может писать в Цзаньхуа, и мы с тобой хорошие друзья… если моя учительница снова захочет меня наказать переписыванием текстов, я была бы очень счастлива получить твою помощь потом. <br>В этом не было ничего такого. Чжунли Ло кивнула:<br>— Это я могу.<br>И едва она произнесла это, как Жун Цзяхуэй потянулась к полке в комнате и выудила оттуда книгу. Пролистав ее, девушка указала на эссе и с любезной улыбкой произнесла:<br>— Моя учительница сказала мне переписать это пятьдесят раз аккуратным почерком. Я должна показать его ей завтра, и за эти два дня я сделала… две копии.<br>Сказав это, она подняла два пальца.<br><br>Такое длинное эссе, пятьдесят раз аккуратным почерком… Чжунли Ло пребывала в шоке. Легендарная нежная преподавательница оказалась гораздо суровее того старого учителя, любящего лупить детей по рукам. Глядя на цветущую улыбку Жун Цзяхуэй и ее ямочки на щеках, Чжунли Ло поняла, что эта девчушка роет самой себе яму.<br><br>Но сказано — сделано [3]. Цзяхуэй осторожно и благоразумно улыбнулась и сама придвинула стул, чтобы сесть рядом с Чжунли Ло. У нее был большой стол, за ним могли писать два-три человека, и места бы на всех хватило.<br><br>Жун Цзяуэй взяла кисточку и бумагу, и, едва написав слово, заметила, что Чжунли Ло все еще сидит без движения и смотрит на нее. Она толкнула ее локтем.<br><br>Когда девушка пришла в себя, Жун Цзяхуэй подняла голову и заговорила как избалованная маленькая девочка:<br>— Брат Чжунли, ты же обещал! Давай, начинай скорее!<br>Чжунли Ло ошеломленно кивнула и взялась за кисть.<br><br>Вдвоем они переписывали текст от восхода солнца на востоке и до захода его на западе и наконец-то закончили сорок восьмую копию. Вместе с двумя, что Жун Цзяхуэй сделала до этого, они наконец-то закончили.<br><br>Цзяхуэй потерла уставшие глаза. Несколько раз поблагодарив Чжунли Ло, она схватила результат двухдневного труда и убежала.<br><br>Но, если быть точным, то это однодневный труд Чжунли Ло. Сама Цзяхуэй сделала только четыре копии. Если бы не летящая кисть старшего брата, то со своей всеобъемлющей ленью девушка бы делала одну копию в день. Жун Цзяхуэй бы некоторое время смотрела на свой готовый лист, а, когда заболела бы рука, она бы отдыхала с чашкой воды, потом бы, проголодавшись и вознаградив себя за труд закусками и сладостями, снова бы продолжила… и тогда бы пятьдесят копий были бы готовы через месяц или два.<br><br>Руки Чжунли Ло тряслись и болели, а перед глазами словно провели чернилами, но, видя столько радостно удаляющуюся фигуру Цзяхуэй, девушка не смогла сдержать смеха.<br><br>Ужинать после такого Чжунли Ло не хотелось, поэтому она сразу же вернулась в свою спальню и упала на кровать. Но… почему она чувствует, будто забыла что-то? Должно быть, разыгралось воображение. В любом случае, сейчас нужно поспать.<br><br>На следующий день Чжунли Ло как единственной, кто не сделал свое домашнее задание, пришлось тащить две бочки с водой и стоять у входа весь день.<br><br>***<br>[1] Праздник середины осени (кит. 中秋节) — один из важнейших праздников в китайской культуре, который выпадает на пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю, а также на полнолуние. Полнолуние ассоциируется у китайцев с единением семьи. Символом этого праздника являются лунные пряники.<br>[2] Все это стили каллиграфии, первые три пошли от имен знаменитых китайских каллиграфов. Янь Чжэнь-цин (скромные и величественные линии), Лю Гунцюань, (тонкие и сильные линии), Оуян Сюнь (жесткие и строгие линии), Цзяньхуа (изящные и красивые линии).<br>[3] Сказано — сделано (кит. 君子一言，快马一鞭) — букв. для достойного человека слово, как для быстрой лошади удар кнутом.</div>
